— Я никуда тебя не отпущу, — сказала Людмила Юрьевна дочери.

Инна замерла с кружкой в руках.

— Мам, ты сейчас серьёзно?

— Абсолютно.

— Ларис, это Боря… ты только не бросай трубку, я тебя умоляю, выслушай – у меня вопрос жизни и смерти! — тот самый голос из прошлой жизни, от которого раньше подгибались колени, сейчас звучал в трубке как-то виновато и сдавленно.

— Алиса, я, наверно, не должен так говорить, но и молчать тоже неправильно, – негромко начал муж Андрей. – Понимаешь, дело в том, что я не люблю нашего сына. Я давно это понял… Он меня раздражает. Я хорошо себя чувствую, когда он спит, вот как сейчас, или мама твоя его берет погулять. Тогда я прямо радуюсь. А если он дома и бодрствует, иду, как на каторгу. Не думал, что так будет. И что с этим делать, я тоже не знаю… Может, он маленький еще, конечно, и потом что-то изменится. Но, честно говоря, надежд на это все меньше…

— Ну рассказывай, как вы вообще? — спросила Алина, устраиваясь поудобнее и стягивая перчатки. — Родители как, не болеют? И брат, Витя… сто лет его не видела уже.

— Мам, ты вообще понимаешь, о чём ты меня сейчас просишь?

Маргарита сидела на маминой кухне, держа на коленях полуторагодовалую дочку Анечку, которая грызла морковку.